Биографический очерк Роберта Форте (предисловие к книге «Искушение будущим»):

Давно известно: чем острее и неумолимее сформулирован тезис, тем настойчивее требует он антитезиса.
Герман Гессе, «Игра в бисер»[1]

Тимоти Фрэнсис Лири был одним из самых влиятельных людей XX века. Однако то, в чем именно заключалось его влияние, нуждается в определении. Лири любим и почитаем за его вдохновенную популяризацию психоделических наркотиков в шестидесятые годы, за величайшие достижения в осуществлении своей жизненной миссии, заключавшейся в поединке с авторитаризмом, в чем бы он ни проявлялся. Эта книга не является биографией Лири и не ставит перед собой цели изучения его идей. Принимайте ее как мозаику из воспоминаний и впечатлений, как дань его многогранной личности и той роли, которую он играл каклидер общественного, философского и религиозного движения. Эта книга была задумана одним декабрьским утром, когда я пришел навестить Тима в его доме на Беверли-Хиллз в Лос-Анджелесе. Я только что вернулся с конференции по ЛСД, организованной фармацевтической компанией «Sandoz» и Швейцарской медицинской академией — «50 лет ЛСД: положение дел и перспективы галлюциногенов». Конференцию открыл президент Швейцарской академии Альфред Плетчер, впервые публично оценив экстраординарный научный потенциал ЛСД и затем резюмировав: «К сожалению, ЛСД не осталось только объектом научного изучения, а попало в руки эзотериков и хиппи и использовалось сотнями и тысячами людей на массовых сборищах. Бесконтрольная пропаганда ЛСД имела опасные последствия, например, продолжительные психозы, насилие и попытки самоубийств. В результате, использование этого медикамента было ограничено несколькими юридическими актами» (Плетчер и Ладевиг, 1994).

Всякий раз, когда имя Лири поминалось на этой конференции, это делалось в неприемлемо оскорбительном тоне. Присутствовавшие психиатры-исследователи были едины во мнении, что экзальтированная пропаганда психоделиков, виновником которой был Лири, и привела, в конечном счете, к тому, что их употребление было запрещено законом.

Среди миллионов бесполезных аспектов фармацевтической политики США нет более дикого антиамериканского, чем тот нелегальный статус, который приобрели эти вещества. Как писал Хэмфри Осмонд: «Олдос[2] отстаивал «осторожную смелость», советуя исследователям соблюдать конспирацию и избегать огласки. К сожалению, к его советам не всегда прислушивались». Может быть, при других обстоятельствах эти вновь открытые древние зелья, которые пропагандировал Лири, смогли бы постепенно и эффективно интегрироваться в наше общество. Следует ли думать, что Лири и компания спровоцировали эту ужасающую иррациональную фобию по отношению к психоделическим наркотикам или же он предвосхитил ее и, преодолев, расчистил им путь? Доступ к легальным исследованиям этих веществ опутан километрами красной ленты. Но в то же время миллионы людей уже знают, что, несмотря на все страхи, внушаемые санкционированной государством психиатрией и политикой правительства, при правильной «обстановке и установке» психоделики открывают перед людьми невероятный мир, мистерию радости, возрождения и самореализации. «Я обратил семь миллионов человек, — сказал Лири незадолго перед концом своей жизни, — и только сто тысяч из них пришли поблагодарить меня за это».

Конечно духовный ренессанс шестидесятых был слишком сложным явлением для того, чтобы считать Тимоти Лири единственной его причиной, но, вне всяких сомнений, он был наиболее заметной его фигурой — блестящий, харизматический, веселый пророк, открывающий новые горизонты социолог, тщеславный, беспечный, высокомерный, шут, одержимый манией саморазрушения, или же козел отпущения, в зависимости от угла зрения.

«Вы имеете того Тимоти Лири, которого заслуживаете», — сказал он однажды.

Тимоти Лири родился 22 октября 1920 года в Спрингфилде, Массачусетс. Он был единственным ребенком Тимоти и Абигайл Лири. Его дед, считавшийся богатейшим ирландским католиком западного Массачусетса, казался юному Тимоти могущественным патриархом, ценителем литературы и искусства. «Самые важные слова», сказанные дедом своему внуку, были: «Никогда не пытайся подражать кому-нибудь. Найди свой собственный путь. Будь сам примером для подражания».

Отец Тима был армейским дантистом и пьяницей, который бил своего сына. Истощенный Великой депрессией и многочисленными долгами, в один прекрасный день он вручил своему 12-летнему сыну стодолларовую банкноту и ушел из дому, чтобы никогда больше не вернуться. Воспитанный набожной католичкой матерью и старой девой тетей Мэй, Тимоти Лири вырос утонченным, духовным и бунтарски настроенным подростком. Он отверг девиз школы, кантовский императив, — «Никто не имеет права делать то, что, если бы начали делать все, разрушило бы общество», — высказав в школьной газете, редактором которой он был, «личное редакторское пламенное убеждение, что Категорический Императив является тоталитарным и антиамериканским по сути, провозглашая приоритет интересов государства над интересами личности», чем вызвал возмущение классного наставника, и остался без рекомендации для поступления в колледж. В качестве исключения, сделанного для его матери, кардинал направил его в «Святой Крест», иезуитскую школу со спартанской дисциплиной поблизости от Вустера, Массачусетс, где он отличался в учебе, а также в ухлестывании за молоденькими продавщицами из города. В «Святом Кресте» он продержался год. Получив высший балл на экзаменах в военную академию Уэст-Пойнт[3] в 1940-м, он поначалу гордился тем, что ему выпала честь послужить своей стране в качестве элитного офицера вооруженных сил. Но уже через три месяца он устал от военной дисциплины в академии. Его поймали пьяным и уличили в спаивании своих однокашников на обратном пути с военно-морских учений. Отказавшись уйти в отставку, он был предан остракизму, никто из класса не имел права разговаривать с ним, равно как и он сам не мог общаться с ними. Наказание было ограничено сроком в один год. В письмах матери он изливал душу:

«Я сильно изменился. Временами я так боялся мира, но теперь у меня такое чувство, что, в конце концов, совершенно не важно, что со мною будет. Я понял, что буду в любом случае счастлив, потому что решил не принимать себя слишком всерьез. Это часть моей новой философии, и она удерживает меня оттого, чтобы обижаться на людей, которые меня окружают, зато, что они не разговаривают со мной… препираясь при этом друг с другом по мелочам, ссорясь из-за пустяков.

Может быть, это смешно, что я употребляю термин «философия» по отношению к своим мыслям. Однако я твердо решил — отныне я буду вести себя спокойно, тихо и отстраненно, и, помимо всего, не буду мелочным и эгоистичным. Если бы я только мог быть похож на тебя, дорогая мама, быть великодушным и добрым, как ты. Это будет моей главной задачей — побороть свои эгоизм и легкомыслие…
Мне становится страшно, когда я думаю про миллионы людей, которые думают также, как я, что им удастся выбиться из толпы, но только один или два из миллионов достигнут этого. Понимаешь, мама, пока я держу себя в руках и не теряю чувства юмора, душевного равновесия, смелости, веры в Бога и моего стремления быть великодушным и пока я не принимаю себя самого слишком всерьез, я знаю, что я буду счастлив, что бы со мной ни случилось.

Этот заговор молчания, пожалуй, самое лучшее изо всего, что до сих пор со мною приключалось. Клянусь Богом, это правда… Молчание сделало меня на тысячу лет старше, заставило меня повзрослеть, заставило начать писать, привило мне любовь к хорошим книгам и философии. Оно расширило мое сознание, и теперь мне просто смешны эти глупые, инфантильные, слепые и жестокие люди, которые издеваются надо мной… И самое главное, я хочу, чтобы ты была мной довольна. Да, мама, если бы ты знала, это моя единственная забота — сделать так, чтобы ты могла гордиться мною.»

Четыре месяца спустя, когда Лири все-таки начал подумывать о том, чтобы уйти из Уэст-Пойнта (его проблемы обострились из-за плохих оценок по математике), его любящая мать писала ему: «Не переживай, сынок, если тебя постигнет неудача, это значит, что Господь уготовил тебе что-то другое, может быть, гораздо лучшее». Тим отвечал: «Дорогая мама! Я всю ночь читал твое письмо, перечитал несколько раз, и в который уже раз был охвачен этим потрясающим чувством тихой и смиренной истины, которая звучит в каждом твоем слове. Твои советы и мысли настолько верны и бесспорны, что я был просто вынужден согласиться со всем, что ты говоришь. Сейчас я совершенно не доволен самим собой и своей жизнью. Я определил для себя такие правила жизни, чтобы, если я буду следовать им, чувствовать себя во всем правым. И я изо всех сил стараюсь их придерживаться. Все на свете, весь род человеческий, весь мир и мое собственное жалкое существование кажутся мне настолько бессмысленными и бесполезными, что я все время ужасаюсь безмерности времени и пространства. Моя жизнь представляется мне такой хрупкой в сравнении с вечностью… Теперь у меня не осталось никаких иллюзий по поводу жизни. Не сомневаюсь, что подспудным мотивом, порождавшим любую философию пессимизма, было одиночество. Теперь я познал это на собственном опыте… Я надеюсь только, что мне удастся избежать того, чтобы стать еще одним величайшим ничтожеством человечества, одним из тех людей, кто не выделяется из общей массы, мечтая только о том, чтобы жить более комфортабельно, не замечая, как они мелочны и глупы, никогда не задумываясь о чем-либо, кроме того, что может доставить им удовольствие. Наверно, я должен сделать передышку перед тем, как двигаться дальше. Прошу тебя, не думай, что я розовый оптимист, исполненный иллюзий. И еще одно короткое отступление. Я постоянно думаю о значении слова «истина». Я ненавижу это слово и был удивлен, когда ты подумала, что я хочу изменить мир и открыть ему некую великую метафизическую истину. Если быть честным, то я, наверное, мечтаю о славе, в том смысле, что лелею скромную надежду оставить что-то после себя, чтобы отличаться от миллионов безымянных ничтожеств, которые приходят в этот мир, чтобы покинуть его, не оставив следа… В любом случае жизнь не стоит и минуты того постоянного беспокойства, в котором мы ее проводим. Пройдет лет шестьдесят, и солнце будет светить на могильный камень с моим именем, и это будет совершенно в порядке вещей. Я думаю, мы должны больше молиться о наших душах, вместо того чтобы проводить все время в заботах о наших телах.»

Лири забрал документы из Уэст-Пойнта в августе 1941 года и поступил в университет Алабамы, где начал изучать психологию. Его выгнали оттуда год спустя, осенью 1942 года, зато, что он провел ночь в женском общежитии[4]. Он потерял отсрочку от призыва в армию, был призван в 1943-м и провел почти два года на курсах подготовки офицеров, где встретил свою первую жену Марианну. Он стал капралом, после чего продолжил изучать психологию. Служба в армии во время войны позволила ему завершить образование за счет Министерства обороны и получить диплом по психологии в университете штата Вашингтон. Его темой был статистический анализ показателей интеллекта. Потом он поступил в университет Калифорнии в Беркли, где стал готовиться к защите докторской диссертации.

Лири стал психологом и признанным клиническим исследователем. С воодушевлением он принялся работать в Беркли, в лютеранской семинарии «Старр Кинг», где оценивал кандидатов на должности священников, а также в больнице фонда Кайзера, где он начал заниматься групповой терапией и техникой межличностной диагностики. Материалы его исследований широко публиковались в профессиональных научных изданиях. Его первая книга, «Интерперсональный диагноз личности», была признана книгой года Американской психологической ассоциацией в 1959 году. Тридцать пять лет спустя его трансперсональная модель по-прежнему вдохновляла новые исследования. Лири чествовали на симпозиуме Американской психологической ассоциации в 1994 году.

У Тимоти и Марианны было двое детей, но он не был образцовым отцом и мужем. «Все испортила наша продолжительная алкогольная зависимость,» — сказал он однажды. Марианна покончила жизнь самоубийством в гараже их дома в Беркли, наутро после его дня рождения, когда ему исполнилось 35 лет. На следующий год Тимоти поехал с детьми в отпуск в Европу. Он всерьез задумался над своим профессиональным будущим, которое, как он чувствовал, было бесперспективным. Там, в Италии, во Флоренции, в одном квартале от того места, где Галилей четырьмя веками раньше создал свой телескоп, его навестил Фрэнк Бэррон, друг и коллега, который уже успел заявить о себе в качестве исследователя психологии творчества. Бэррон рассказал ему о своем опыте со священными грибами в Мексике. Информацию об этих грибах принес на Запад банкир с Уоллстрит Роберт Гордон Уоссон двумя годами раньше. По теории Уоссона, именно они были предтечей религии. Тим слушал с некоторым любопытством, но в целом почти равнодушно, как Бэррон расписывал ему их значение в исследовании сознания. «Я был несколько обеспокоен увлечением моего друга и постарался предостеречь его от риска потерять научную репутацию, если начнет высказываться в подобном духе среди наших коллег», — писал Лири позже в автобиографии.

«Во Флоренции Лири повстречался и с Дэвидом Макклелландом, впоследствии деканом факультета социальных отношений в Гарварде, который был впечатлен его работами и искал кого-нибудь, кто смог бы возглавить клиническую программу. «Вне всяких сомнений, то, что вы отстаиваете, станет будущим американской психологии,» — сказал ему Макклелланд. Таким образом, доктор Лири подписал договор на чтение лекций и исследования новых методов психотерапии — сроком на три года. После восьми месяцев Гарварда, летом 1960 года Лири провел отпуск в Мексике и сам попробовал там грибы. Он описал этот эксперимент в работе «Религиозный опыт: его реализация и интерпретация», представленной группе лютеранских пасторальных советников в Американской психологической ассоциации. «Солнечным летним днем, в саду виллы в Куэрнаваке, я съел семь так называемых священных грибов… В течение следующих пяти часов я был втянут в вихрь ощущений, которые можно было бы описать при помощи множества экстравагантных метафор, но, несомненно, то, что я испытал, было глубочайшим религиозным опытом в моей жизни».

Лири вернулся в Гарвард полный воодушевления и немедленно вместе с Бэрроном начал Псилоцибиновый проект, имевший цель «понять скрытые возможности человеческой нервной системы и сделать эти открытия доступными для других». Проект быстро разросся, и к нему присоединились многие сотни людей. Их экстраординарные открытия и визионерские откровения были опубликованы в ведущих медицинских, психологических, лингвистических, религиозных и философских журналах, а затем и в популярных журналах, подняв по всему миру волну интереса к целительному, религиозному и эвристическому потенциалу того, что было впоследствии названо «психоделическими наркотиками».

К Лири присоединились ассистент Ричард Алперт, группа энтузиастов-дипломников, а также постоянный поток ведущих интеллектуалов и художников того времени. Лири и его группа использовали новый метод в психологических исследованиях, заключавшийся в том, что испытуемые принимали псилоцибин и рассказывали о своих переживаниях. Иногда наркотик принимали вместе и испытуемый и исследователь. Это было нечто неслыханное и антинаучное, с точки зрения ортодоксальной психологии, но Лири и его коллеги считали, что это было необходимо в плане этического измерения в их исследованиях.

Эксперимент «Страстная Пятница», проведенный Уолтером Панке, доктором медицины из Гарварда, под руководством Лири, при участии группы студентов-теологов, принимавших псилоцибин, вызвал у них религиозные озарения, по сути не отличимые от тех, что имели место у самых известных мистиков и святых.

«Тюремный проект и эксперимент «Страстная Пятница» доказали опытным путем, что псилоцибин, принимаемый по нашей методике, безопасен для здоровья и приводит к результатам, способным изменить жизнь человека к лучшему; мы надеялись, что коллеги-ученые и администраторы, оценив силу этих медикаментов и их способность изменять поведение, поддержат нашу работу. Однако произошло обратное». Лири писал в книге «Флэшбек»: «После того как наши эксперименты доказали, что обстановка и установка определяют направление эксперимента по изменению сознания, мы последовательно передавали сигналы позитивной настройки интеллекта: «Доверяй своей нервной системе, плыви по течению, вселенная, по сути, это прекрасное и безопасное место». Мы были потрясены, столкнувшись с тем, что интеллектуальные и открытые люди делали все, что могли, чтобы впасть в панику, кричать об опасности, настроить мозг в негативном ключе[5]». Поняв, что словарь современной психологической науки не имеет терминов, пригодных для того, чтобы описать психоделический мистический опыт, Лири и его коллеги обратились к религии. Они основали «Международную федерацию внутренней свободы», призванную противостоять духовной бедности и безразличию современного общества.

Изложение целей
МЕЖДУНАРОДНОЙ ФЕДЕРАЦИИ ВНУТРЕННЕЙ СВОБОДЫ
3-й проект, 3 ноября 1962 года

1. Положение. На протяжении последних 4 тысяч лет фундаментальные духовные вопросы находились, с одной стороны, под контролем тех людей, которые верили в абсолютную ценность современных им религиозных и научных моделей (реалисты), и с другой стороны — тех» кому эти условные модели виделись лишь как хрупкие игровые артефакты (иногда социально полезные, но чаще враждебные свободе), протекающие на фоне развивающихся жизненных процессов. Последние (называвшиеся мистиками, визионерами, номиналистами, экзистенциалистами) были более связаны с развивающимися духовными возможностями человека, нежели с его материальными или интеллектуальными достижениями. …В последние годы стали появляться группы людей (разрозненные, но весьма многочисленные по составу), которые .реализуют естественное слияние этих точек зрения. Некоторые из этих людей пытаются совместить западные ценности с классическими восточными ритуалами. С другой стороны, многие считают, что смешение двух различных культурных игр — это попытка соединить несоединимое и что каждая культура должна развиваться по своему собственному пути — у каждой свое собственное творческое разрешение вопроса сущности бытия, свой оригинальный путь и реализация духовности. У человеческой культуры два полюса — запад и восток. Это и обуславливает различие культурных игр. Игры, являясь артефактами, могут быть изменены. Новые игры возникают произвольно и естественно. В течение последних двух е половиной лет группа психологов-исследователей из Гарвардского университета занималась исследованиями и проводила эксперименты по этой теме. Были осуществлены пять различных проектов по изучению эффектов применения веществ, расширяющих сознание. В них приняли участие более 400 человек, и ни у кого из них не замечено никаких серьезных негативных физических и физиологических последствий. Более 60% испытуемых считают, что в результате этих экспериментов ихжизнь изменилась клучшему. На основании результата этих экспериментов и нашей оценки других исследований мы пришли к нескольким заключениям касательно эволюции чвйобечесюого сознания и человеческого мозга и приглашаем к сотрудничеству всех, кто разделяет наши предположения. Наши выводы таковы:

1. Имеются достаточные основания (подкрепленные серьезными доказательствами) подозревать, что структура нервной системы такова, что человек использует только небольшую часть (может быть, меньше одного процента) возможностей своего мозга.
2. Определенные психофизиологические процессы (сенсорика, переотройка, различение, отбор, оценка) ответственны за ограниченное использование возможностей мозга.
3. Некоторые вещества (ЛСД, мескалин, псилоцибин), похоже, замедляют или изменяют эти ограничивающие ментальные процессы, результатом чего становится драматическое расширение сознания.
4. Наши данные показывают, что обстановка и установка (set & setting) определяют специфическое содержание осознаваемого.
5. Расширенное сознание, по определению, выходит за границы вербального и концептуального. Расширенное осознавание, таким образом, не может быть описано в вербальных терминах, то есть при помощи физических или физиологических значений. Расширенное сознание также выходит далеко за пределы культурных и персональных игр, привычных для человека.
6. Из этого следует, что использование расширенного сознания (то есть включение неиспользуемых 99% возможностей мозга) в действительности невозможно до тех пор, пока мы не сможем выйти за пределы наших культурных и персональных игр и создать соответствующий язык…

Мы убеждены в том, что культурные институты (какими бы либеральными они ни были) не в состоянии создать роли, правила, ритуалы, ценности, слова и стратегии, необходимые для устранения внешнего контроля над внутренней свободой. Это и есть та опасность, которой мы хотели бы избежать. Мы готовы принять это парадоксальное противоречие. Наша задача заключается в том, чтобы создать культурную игру, которая стала бы не-игрой или метай грой. Мы решили назвать нашу группу «Международная федерация внутренней свободы» (IFIF)… Совет директоров Федерации: доктор философии Ричард Алперт, доктор философии Уолтер Кларк, доктор философии Тимоти Лири, доктор философии Джордж Литвин, Рэлф Метцнер, доктор философии Мэдисон Преснелл, доктор медицины Хьюстон Смит, доктор медицины Гюнтер Вейль.

То, что началось как научные исследования воздействия психоделических наркотиков на человеческое сознание, вскоре приняло слишком легкомысленный для Гарварда характер. Ли ри пренебрег советами коллеги друзей постараться обойтись без излишней огласки, которая могла вызвать противоречивые последствия. Он поступил ровно наоборот. Глядя назад, в 1987годуЛири согласился со своими критиками: «Что и говорить, все это вызвало изрядную сумятицу… Эпистемологические дебаты об определении реальности вскоре опустились до уровня истерического социального экстремизма, в котором принимали участие и многие из здесь присутствующих». Нотогда, в 1963-м, его позиция была иной: «Жизнь — это великий и смешной танец, и нам всем здорово повезло, что мы здесь. Все занятия человека — это не что иное, как развлекательное кино. Единственно возможная позиция — это радоваться и удивляться. Все в этом мире не так Серьезно, Важно и т. д. и т. п., как это кажется. Мы все участвуем в гигантском шоу, и я желаю вам принять в нем участие».

Лири возвещал с вершины башни из слоновой кости, что ничто не может сравниться стеми открытиями, которые ждут каждого примкнувшего к его движению. «ЛСД важнее Гарварда», — сказал он, и весной 1963 года Лири и его ассистент Ричард Алперт стали первыми членами факультета, уволенными из Гарварда после Ралфа Уолдо Эмерсона в 1838 году[6]. Официальной причиной было отсутствие профессора Лири на собственных лекциях, но достаточно было прочесть листовки с его духовным манифестом, которые широко циркулировали по университету, чтобы понять истинную причину увольнения. Последняя лекция, прочитанная им в Гарварде, называлась «Американское образование как пагубная привычка и способы ее лечения»: «Университет также, как любой институт образовательной системы, содержится взрослым обществом с целью воспитывать молодежь для того, чтобы продолжать раз и навсегда заведенную игру. Главная его задача — сделать все для того, чтобы вы не начали думать самостоятельно. Этот институт так же, как и все образовательные институты, создан для того, чтобы анестезировать ваше сознание, усыпить вас… Меньше всего институт образования заинтересован в том, чтобы вы расширили свое сознание, задействовали неиспользованный потенциал своего мозга, экспериментировали самостоятельно. Они не хотят, чтобы вы развивались и росли… Образование, дорогие студенты, это анестетик, это наркоз, призванный отключить ваши чувства, демобилизовать ваш мозг и контролировать ваше поведение до конца ваших дней».

Изгнание из Гарварда подтолкнуло Лири вместе с его психоделическими экспериментами присоединиться к растущему движению за гражданские права, экологию и против войны во Вьетнаме, в котором он сразу занял видное место. И опять мы видим что-то вроде раскаяния за неуместное политизирование психоделического опыта, когда в 1987 году Лири пишет: «Религиозные, мистические, визионерские состояния — это потрясающий опыт, они открывают двери восприятия, полируют линзы наших чувств и подвергают хирургическому вмешательству наши гормоны — но они очень интимны и деликатны по сути. Их нельзя распространять на всех окружающих. И самое главное — нельзя смешивать их с политикой».

После Гарварда Лири и компания перенесли свою штаб-квартиру в роскошное поместье в Миллбруке, Нью-Йорк, откуда они продолжили чреватые для своего статуса подстрекательские призывы к миллионам молодых людей — «врубись, настройся, отпади» («turn on, tune in, drop out»), впоследствии вызвавшие гнев истеблишмента и изгнание Лири из научного сообщества. В течение миллбрукского периода Лири сделал ряд экстравагантных и сумасбродных заявлений касательно будущего американского общества, трансформированного психоделическими наркотиками.

«ЛСД — это только первый химический агент в ряду многих новых веществ, призванных в ближайшее время преобразовать и обновить обучение, расширить сознание и усилить память. Эти вещества неизбежно революционизируют процесс образования, воспитания детей и социального поведения. Еще при жизни нашего поколения эти химические ключи к нервной системе будут использоваться как привычные инструменты обучения. Вы будете спрашивать своих детей, когда они будут возвращаться домой из школы, не «какую книгу вы сегодня читали?», а «какие молекулы вы сейчас используете для обнаружения новых Библиотек Конгресса внутри вашей нервной системы?»

В известном интервью журналу Playboy под названием «Она является в цветах» («She comes in colors», no названию известной песни Rolling Stones) Лири вещал: «Вне всяких сомнений, что если мужчина и женщина вместе примут ЛСД, их сексуальная энергия усилится невероятным образом, и если только неловкость и страх одного из партнеров не помешают, это приведет их к глубочайшим переживаниям, о возможности которых они даже не подозревали…»

Playboy: Мы слышали, что некоторые женщины, имеющие проблемы с достижением оргазма, обнаружили, что могут во много раз увеличить количество оргазмов под ЛСД. Это правда?
Лири: В правильно подготовленном любовном ЛСД-сеансе женщина может иметь несколько сотен ЛСД-оргазмов.
Playboy: Несколько сотен?
Лири: Да, несколько сотен».

Далее Лири утверждал, что «ЛСД — это специфическое средство против гомосексуальности». И что он скорее позволит своим будущим детям «принимать героин, чем пойти в первый класс начальной школы в этой стране». Вне зависимости оттого, забавлялся он или провоцировал, делая эти и другие подобные им заявления для уже и так настроенного против него взрослого, благопристойного общества он выглядел безрассудным гедонистом, искусителем юношества. Несмотря на то, что Лири часто привносил и отрезвляющие ноты: «Главный ключ психоделической революции — это работа, экстатическая работа. Этот центральный пункт уходит от внимания полных энтузиазма «кислотников», равно как и от напуганных бюргеров, которые вводят друг друга в заблуждение — одни темой эскапизма, другие темой порочных наслаждений», он никогда не слыл умеренным человеком.

IFIF попросили покинуть Сихуатанехо в Мексике, где на протяжении двух лет находилась их штаб-квартира, а когда они попытались обосноваться на Карибских островах, то получили отказ. Через три года, проезжая на машине через Ларедо, Техас, по дороге в Мексику, Лири был арестован за хранение нескольких граммов марихуаны. Он был обвинен в нарушении налогового закона о марихуане. Из этого дела он вышел победителем. Верховный Суд в единогласном решении по его делу в 1968 году признал налоговые законы о марихуане антиконституционными. После этого Лири выставил свою кандидатуру на выборах в губернаторы Калифорнии. Это вызвало новый приступ ярости федеральной прокуратуры, и дело против него было возобновлено, на этот раз подругой статье — за перевозку марихуаны, а это тянуло уже лет на двадцать. В это время Лири был занят своей избирательной кампанией. «Пойдем вместе — вступай в партию» («Come Together — Join the Party») — рекламный лозунг его кампании впоследствии вдохновил Джона Леннона на создание известного хита «Битлз». Между тем Лири надо было теперь защищаться от новых обвинений. Вот выдержки из его речи в суде:

«Я заявляю, что я невиновен, потому что я американский гражданин. В качестве такового я имею право свободно исповедовать мою религию. Я имею право заниматься научными изысканиями. Я имею право жить в своем доме, передвигаться в своем автомобиле и воспитывать своих детей в соответствии со своими верованиями и ценностями. Мои мотивы до и во время моего ареста являются духовными по сути, личными и совершенно открытыми. Я требую не» каких-то личных привилегий, несоблюдения конституционных прав каждого гражданина. Защищая себя против выдвинутых обвинений, я защищаю права каждого американского гражданина вести религиозную жизнь в соответствии со своими верованиями, служить, экспериментировать, общаться с универсальными силами, трансцендировать свое эго и устранять со своего пути все препятствия, которые мешают человеку любить, достигать религиозного экстаза, получать откровение и истину, что является естественным стремлением человека на протяжении многих веков».

Лири был вновь арестован, на этот раз в Лагуна Бич, Калифорния. За его освобождение до суда был назначен самый высокий за всю историю американского правосудия залог в пять миллионов долларов. Он был признан виновным и приговорен к десяти годам за пару «пяток» (окурков от сигарет с марихуаной) и несколько крошек травы, которые были добыты из его машины при помощи пылесоса. Весь процесс освещался как сенсация всеми средствами массовой информации. На этот раз ему было отказано в праве подать апелляцию, что было противозаконно, — и он был немедленно препровожден в тюрьму общего режима в Калифорнии. Через девять месяцев, при помощи революционной организации Weather Underground, он совершил побег.

«Побег из тюрьмы был одним из лучших приколов в моей жизни. В рамках программы определения личности осужденного я должен был проходить множество тестов. Многие из этих тестов я когда-то сочинял сам, так что мне не составило труда давать такие ответы, согласно которым выходило будто я очень спокойный, смирный человек, которому и в голову не может прийти совершить побег, главные мои увлечения — это садоводство и лесоводство. Невозможно описать чувства, которые я испытывал, осознавая, что мне удалось совершить побег, не прибегая ни к какому насилию. Я смеялся, смеялся и не мог перестать смеяться, думая отом, что делают теперь охранники. Стоят и вертят головами. Начальство подпрыгивает и орет. Я смеялся беспрерывно две или три недели.»

Тимоти и Розмари бежали в Европу и затем в Алжир при помощи партии Черных Пантер Элдриджа Кливера и его «правительства-в-изгнании»[7]. Они были преданы Кливером, стали его пленниками и через год бежали опять. Они приехали в Швейцарию и попросили политического убежища. Но президент Никсон потребовал выдачи Лири. Никсон послал в Швейцарию своего Генерального прокурора, Джона Митчелла, чтобы тот убедил швейцарские власти вьщать Лири. В то самое время, когда Никсон назвал Лири «самым опасным человеком в мире», международная группа поэтов, эссеистов и романистов, возглавляемая Алленом Гинзбергом[8] и Майклом Горовицем[9] распространила «Декларацию за освобождение доктора Тимоти Лири». Под ней поставили подписи более 200 мировых деятелей культуры. Это перевесило чашу весов, и швейцарское правительство выдало Лири вид на жительство. В то же самое время в Соединенных Штатах в девятнадцати различных судах рассматривались дела по обвинению Лири в распространении наркотиков. Несмотря на то, что эти обвинения были позже сняты, они усилили международное давление на Швейцарию, и в конце концов она согласилась на его выдачу. Розмари, уставшая от постоянного стресса, вызванного необходимостью быть полунищей беженкой, покинула Лири и провела следующие 25 лет в подполье; ее приключения заслуживают отдельного рассказа. Лири вскоре был снова арестован — как считают некоторые, по доносу его новой подруги, наркоманки Джоанн Харкорт-Смит, — и оказался в американской тюрьме весной 1973 года.

Лири подвергся беспрецедентному давлению со стороны ФБР, которое пыталось заставить его дать показания против тех членов Weather Underground, которые помогли ему совершить побег из тюрьмы. «Он оказался в самом центре говняной бури», — сказал Кен Кизи[10] об этом периоде. Тим характеризовал этот опыт как «неописуемый, невыразимый дантовский ад». Теперь ему светило 75 лет тюрьмы, и к тому же о нем пустили слух, что он стукач, а это в федеральной тюрьме равносильно смертному приговору.

Донесли он на своих друзей? Он предстал перед большим жюри в Чикаго и дал ФБР показания на Розмари и Майкла Горовица. Но без Розмари, которая по-прежнему была в бегах, только Горовиц, его архивариус, мог подтвердить эти показания. Горовиц заявил, что поскольку он архивариус, эта информация является конфиденциальной и защищена законом. Горовиц был обвинен в неуважении к суду, но входе разбирательств было подтверждено, что в соответствии с законом информация действительно является конфиденциальной, и обвинения с него были сняты.

Джоанна тем временем, широко пользуясь именем Лири, открыла салон, что позволило ей завести знакомства во многих кругах андеграунда. Она много говорила о Братстве и о политических радикалах, но не сделала почти ничего длятого, чтобы добиться свободы для Лири. «В чем, собственно, была роль Джоанны? Она изолировала его от друзей и тех людей, которые поддерживали его на протяжении десяти лет, и при этом тратила деньги, с таким трудом собранные на его защиту», — говорил Аллен Гинзберг. «Она гениальна, она ужасна, она невинна, она божественна. Она — космическое дитя! — восклицал Горовиц. — Но Тимоти весь тот год говорил мне, что она действует с его благословения и по его плану».

Когда Кизи посещал его в тюрьме, он сказал Лири, что его подруга — стукачка, испросил, нехочет ли Лири, чтобы он (Кизи) свернул ей шею. Лири отказался. «Я не могу ее в этом обвинять. Она любит все эти шпионские штучки. Она тащится от них. Кто я такой, чтобы запрещать людям тащиться от чего-нибудь?.. Да и может ли вообще это кто-то делать? Джоанна и я действуем, исходя из того убеждения, что все равно все всё знают. Ничего не надо скрывать. Это кислотное послание. Пусть эти несчастные, закомплексованные, скучные создания слушают наши разговоры, записывают на пленку наш смех. Может, это заставит их врубиться. Может, они получат сияющее послание нашей любви: не надо ничего бояться.»

Тем не менее центральная пресса писала, что Лири сотрудничает с ФБР, что подтверждается судебными документами. Он дал показания против тюремного психиатра, который взял у него интервью, нарушив тюремные правила, и пытался пронести кассету с записью на волю. Кроме того, он и Джоанна сдали Джорджа Чулу, адвоката Братства, который пронес ему в тюрьму гашиш. Лири был осужден своим сыном и постепенно увядающим контркультурным движением и освобожден из тюрьмы Лагуна Бич по апелляции в июне 1976 года. После освобождения он отрицал, что давал показания против своихдрузей, и пытался сделать все, чтобы прекратить распространение подобных слухов.

В течение последних двадцати лет своей жизни он продолжал быть признанным лидером альтернативной культуры. Он не был больше активным защитником наркотиков, но так и не отрекся от своей роли духовного вождя психоделического движения. «Неужели до сих пор не ясно, что психоделики — это именно то, что показали о них результаты наших гарвардских исследований в шестидесятые годы? Чудесные дары мира растительного миру животных; активаторы тех участков мозга, которые отвечают за философские исследования, научное любопытство, обостренность физических ощущений, гедонический образ жизни, юмористическую независимость, высоко толерантную восприимчивость, хаотический эротизм, экологическую тактичность, утопическое социальное единство?» Персональные компьютеры, век информации и Интернет стали его платформой, с которой он призывал людей задумываться о своей жизни и задавать вопросы власть имущим. После его высказывания о том, что «компьютеры — это кислота восьмидесятых и девяностых», Ричард Прайс, сооснователь Эсаленского института, сказал в 1985-м году: «Я не удивлюсь, если из-за Тима Лири компьютеры запретят».

Его последнее шоу было одним из самых замечательных танцев смерти, которые нам довелось видеть. В 1994 году, когда у него обнаружили неоперабельный рак, ему предложили подвергнуть его голову криогенной заморозке, стем чтобы разморозить ее, когда средство от рака будет найдено. После раздумий он отказался. Он умер в постели, в последний день мая 1996 года, с улыбкой на лице, смиренно. Его последними словами были: «Почему бы и нет?» Его останки были кремированы, и часть из них была запущена в космос.

Его рождение и смерть совпали — так же, как у его кумира Марка Твена — с прохождением кометы. Последние два года он жил в постоянной радости. Чем хуже становилось его физическое состояние, тем выше поднимался его дух. «Я сделал все, что хотел», — сказал он самому себе однажды вечером незадолго до смерти. Он был центральной фигурой во времена фантастических перемен, и его наследие также необузданно разнообразно, как и психоделическое движение, которое он возглавлял. Если мы поймем его жизнь, мы сможем лучше осветить значительный эпизод человеческой истории.

——-

1. Перевод С. Апта.
2. Имеется в виду Олдос Хаксли, замечательный писатель и активный участник психоделического движения. См. его переписку с Лири в настоящем сборнике.
3. Высшее военное училище сухопутных войск США, известное своей крайне жестокой внутренней дисциплиной и давними курсантскими традициями. (Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев и кратких биографий авторов статей, примечание редактора)
4. На юге США, то есть в регионе, известном своим крайним пуританизмом, такое поведение молодого человека считалось абсолютно недопустимым. В некоторых университетах Юга совместное обучение юношей и девушек было введено лишь в конце 1980-х под давлением Верховного Суда.
5. Мало кто в то время знал, что уже на протяжении десяти лет ЛСД было объектом тайных исследований в Гарварде и в некоторых других местах в Соединенных Штатах. Теперь известно, что ЦРУ тайно финансировало — через Фонд Гешиктера и Фонд экологии человека — исследования психотомиметического (имитирующего психоз) воздействия ЛСД и других психоделических наркотиков в Бостонской психиатрической больнице. В этих экспериментах студенты Гарварда (включая дипломников) и другие добровольцы принимали ЛСД. Целью экспериментов было вызвать у них временное помешательство. «Цель заключалась в том, чтобы сделать людей безумными, — рассказывал Филлипп Слейтер, принимавший участие в этом проекте в 1952 году. — Несмотря на неприятный характер и концепцию эксперимента, большинство из нас оценили трансцендентальный опыт, полученный в его результате, как полезный». Правительство Соединенных Штатов инициировало много подобных исследований, целью которых было раскрыть возможности применения психоделиков для контроля над сознанием и его изменения (зомбирования), что, по их мнению, можно было бы использовать для создания химического оружия и в шпионских целях. Эти жестокие эксперименты описаны в книге Мартина Ли и Брюса Шлэйна (Martin Lee, Bruce Shlain, Acid Dreams). — Прим. авт.
6. Ралф Уолдо Эмерсон — американский философ, поэт и эссеист. Изучал богословие в Гарварде, но был лишен сана за разногласия с официальной церковью. В философских воззрениях придерживался трансценденталистских взглядов, но позднее от них отошел. Считается одним из величайших философов Америки, автор нескольких поэтических сборников.
7. Черные Пантеры — экстремистская негритянская организация, выступавшая за «вооруженную самооборону негров против насилия белого человека». Ее лидерами были Элдридж Кливер, Бобби Сил и Хьюи Ньютон. К середине 1970-х годов большинство руководителей были убиты в уличных стычках, а сама организация распалась на несколько мелких гангстерских банд.
8. Аллен Гинзберг — американский поэт, один из вдохновителей движения «битников».
9. Майкл Горовиц — архивариус Лири. См. его статью в этом сборнике.
10. Кен Кизи — американский писатель, деятель контркультуры. Автор широко известного романа «Пролетая над гнездом кукушки», позже экранизированного.

источник: Leary.Ru

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>